А жизнь всего одна, или Кухарки за рулем - Марк Альперович

Ефим был не из трусливого десятка. В бешенстве он творил чудеса храбрости. Во время войны жителям Электростали выдавали участки для выращивания картофеля. Участки были маленькими, но была возможность иметь несколько. Ефим ухитрился получить аж три. Один, самый большой, был далеко от дома, рядом с железнодорожным полотном на Ногинск.

Одни, как водится в России испокон веков, выращивали картошку, другие ее воровали. Однажды Ефим обнаружил, что к нему на огород повадились воры. Вооружившись лопатой, он устроил ночную засаду. И вскоре заметил на своем огороде тени. С криком: «Держи воров!», а голос у Ефима был громовой, он бросился на воров. Те дали стрекоча. Один побежал в сторону железной дороги, Ефим за ним. За железнодорожным полотном какой-то мужчина косил траву. Услышав крик, он бросился на помощь Ефиму, и вместе они схватили вора. С лопатой наперевес Ефим доставил его в милицию. Только там он обнаружил, что задержанный оказался здоровенным мужиком, на голову выше Ефима. Тот тоже с удивлением смотрел на человека, который его задержал.

Дежурный милиционер обратился к Ефиму:

– Ну, что сюда этого ворюгу притащил? Шлепнул бы его на огороде лопатой по голове, и весь сказ, а то смотри, как он на тебя глядит.

И, размахнувшись, изо всей силы ударил задержанного по лицу. Тот даже не шелохнулся. Милиционер с удивлением посмотрел на него и сказал:

– Пожалуй, одним ударом лопаты такого не убьешь.

…Ефим не раз бросался в драку, если его оскорбляли. Николая он боялся не только потому, что тот был отличным кулачным бойцом, а потому, что предполагал, что тот работает в НКВД. А с этой силой он соревноваться не собирался. Но в бешенстве Ефим забывал об опасности.

Ефим позвал Сергея в комнату, а сам отправился на кухню и начал мыть руки, раздумывая, с чего начать разговор с Николаем. Тот, молча, сидел у стола, наблюдая за отцом Сережи. Жизнь научила его разбираться в людях, предугадывая их поступки. Ефим мыл руки дольше обычного. Понимая, что тот не решается начать с ним разговор, Николай решил прийти соседу на помощь.

– Мы, Ефим, уже с тобой столько в одной квартире живем, а ни разу так и не поговорили. Здравствуй и до свидания, вот и весь разговор.

Ефим продолжал молчать.

– Тут без пол-литра не разберешься, – заключил Николай. – Подожди меня пару минут на кухне.

Ефим, молча, продолжал мыть руки. Николай вернулся с початой бутылкой водки, куском хлеба, селедкой и луковицей.

– Хватит, Ефим, руки скоблить. Хоть и долго тебе пришлось сидеть в туалете, но все ж не перед операцией. Не смотри на меня сычом. Хреновым был бы я разведчиком, если бы не заметил. Давай посидим и поговорим. Думаю, есть о чем, тем более, что мы два фронтовика.

– Я на фронте не был, – тихо сказал Ефим.

– На передовой не был, а на фронте был, хоть и во втором эшелоне. И обстреливали немцы наверняка, и бомбили.

– Бомбили и мирных жителей, – уточнил Ефим.

– Это так. Но на фронте во втором эшелоне нередко приходится воевать, как на передовой. Не так ли? – Николай с хитрой усмешкой глядел на Ефима.

Тот недоуменно посмотрел на Николая. Действительно, где-то под Ржевом Ефим получил приказ направиться в район небольшой деревеньки с пятью ремонтниками для приведения в боевое состояние двух подбитых немцами танков, которые получили незначительные повреждения гусениц. Погрузили на «трехтонку» людей и необходимый инструмент, и вместе с тремя особистами направились к месту назначения. Слесарям выдали три винтовки с патронами, Ефиму, как офицеру, дали трофейный браунинг. Когда один танк уже был отремонтирован, и ремонтники перешли ко второму, неожиданно, метрах в пятистах, появились три немецких танка под прикрытием автоматчиков. Ефим скомандовал экипажу отремонтированного танка двинуться навстречу немцам. Экипажу второго танка он приказал открыть огонь по противнику с места. Было всего девять снарядов на два танка.

Вскоре как из-под земли появились трое особистов. Майор скомандовал Ефиму: «Назад ни шагу!», и тут же укатил на грузовике вместе с двумя другими особистами.

Не было ни одной противотанковой гранаты. Но Ефиму повезло. Отремонтированный танк с довольно близкого расстояния поразил один из танков противника. Два других немецких танка, подобрав экипаж подбитого, развернулись и отступили. Наш танк, расстрелявший все снаряды, прекратил преследование и вернулся. Ефим скомандовал экипажу вернуться к месту дислокации его части для пополнения боеприпасов. Примерно через час туда же отправился и второй отремонтированный танк.

Ефим доложил командиру роты лишь о том, что оба танка отремонтированы и вернулись к месту своей дислокации. Но откуда об этом эпизоде мог знать Николай? Если бы командованию Ефима было известно о случившемся, то, вероятно, его представили бы к награде.

– Мне кажется, вам обо мне все известно, – после некоторого раздумья вполголоса сказал Ефим.

– Не все, но кое-что известно.

– Понятно.

– Понятно, но не все. Давай выпьем по маленькой.

– Я вообще-то не пью, – несколько смущенно сказал Ефим.

– И на фронте не пил? – удивился Николай.

– Когда жили в землянках, не пить нельзя было, замерзнешь. А когда офицерскому составу разрешили жить на частных квартирах, пил редко, только когда начальство вынуждало.

– Ты по званию старший лейтенант, а я несколько выше званием, так что будем считать, что это тот самый случай.

Ефим пожал плечами. Выпили по стопке, потом по второй, третьей. И бутылку опустошили.

– Сбегаю за бутылкой, – предложил Николай.

– Извини, но я больше не буду. А впрочем, обожди минуту.

Ефим вышел, а через некоторое время вернулся на кухню, неся бутылку «Кагора» и коробку конфет.

– Ого! – удивился Николай. – Вино мы выпьем, а конфеты оставим Сергею. Хорошо?

Ефим согласно кивнул. Выпили по стакану.

– Скажи, Николай, тебе действительно симпатичен Сережа или откровенные разговоры с ним имеют другое назначение? Сережа сильно привязался к тебе, и конфетой его не купишь.

– Плохой ты аналитик, Ефим, – грустно сказал Николай. – Хоть ты и не антисоветчик, но, будь у меня желание, давно засадил бы тебя, хотя бы за слушание иностранного радио. Не только сажают, но и расстреливают по меньшему поводу. А сотруднику наших славных органов верят на слово. Что ты так удивился? Ты ведь знаешь кое-что про меня.

Николай налил себе стакан, Ефиму даже не предложил, видя, что тот уже опьянел.

– Я слышал, Николай, что ты служил в СМЕРШе, но потом…

– А потом меня отправили в штрафной батальон, где я получил первое ранение. После госпиталя направили в заградотряд. Там не понравился командиру. Нормальный был мужик. Понял, что по своим я стрелял не метко, и решил от меня избавиться. Как солдат я проявил себя неплохо. Получил офицерское звание. Прошел всю Европу. Немало наград. А когда комиссовался после очередного ранения, бывшие хозяева вспомнили обо мне. Тебе об этом рассказываю не потому, что выпил. Даже если бы ты не был порядочным человеком и решил донести на меня, кто тебе поверит? К тому же за донос могут и голову открутить. Ты спрашиваешь, почему я много времени уделяю беседам с твоим сыном? Он не похож ни на тебя, ни на многих других. Он боится шпаны, которая дергает его за уши, но, думаю, это явление временное. Почувствует силу и отобьет у этих дураков охоту драться. Но уже сегодня он не хочет быть рабом, как он говорит. У него хорошая голова, чистое сердце и очень независимый, упрямый характер. Поэтому помочь ему разобраться в действительности – дело чести. Не будь меня, это сделал бы кто-нибудь другой, если родной отец боится это сделать. Наступит время, когда народ устанет быть рабом. И долг каждого человека – приближать этот момент.

– Скажи, Николай, ты действительно хорошо думаешь о евреях? Николай усмехнулся.

– Вот в квартире есть еще двое мужиков. Скажи, я должен предпочесть тебе Ивана или Романа только потому, что они русские? И тот, и другой от службы улизнули.

– У Романа была бронь как у работника горячего цеха.

– Для кого Родина была не пустым звуком, шли на фронт добровольцами. У Ивана главный смысл жизни – обобрать побольше людей на своей точилке, нажраться вина и лечь спать. Роман думает о том, как меньше вкалывать и больше получать, а придя домой, побренчать на балалайке и сходить к какой-нибудь вдовушке. Что же касается национальности, то она для меня значения не имеет. Сейчас русских можно встретить разве что на севере, в Архангельской и Вологодской областях, да еще в Сибири, среди староверов. У остальных повода гордиться принадлежностью к этой великой нации нет. У них в крови такое… Наши русские девчата триста лет рожали косоглазых детей. Немцы тоже оставили свой след. Я уже не говорю о смешанных браках, где пишется только одна национальность. Для меня лично запись в пятой графе значения не имеет. А если этот вопрос меня волнует, то только потому, что он имеет ярко выраженную политическую окраску. Если же говорить откровенно, то есть евреи, которых я презираю.